Маленькие недостатки механизма - Страница 3

– А купец?

– Купца было тоже притянули, только он говорит: «Как же не караулить? У меня в дровах капиталы… Воровство беспрестанно… Полиции не дозовешься… А почем я знал, что он эдак караулить будет?..» Ну а я-то почем знал, что там такое? Слышу – шабаршит, я его и хлестнул… Так и вышло дело: и я не виновен, и купец не виновен… Ну только, жид эдакой, не взял меня к себе потом. «Ты, говорит, больно уж сурьезно взялся служить. Я тебе только посулил шесть целковых, а ты и то уж человека убил; а как я тебе деньги-то в руки дам, так ты, пожалуй, и не таких делов наделаешь с дубиной-то своей!» Взял солдата, а меня отослал… Вот жид какой!.. Ну, чего еще вам?

– Все нешто рассказал?

– Все… Ничего больше не надо?

– Ну, коли все, ступай!

Малый вихрем взвился по лестнице; а буфетчик вновь принялся за рассуждение.

– Вот как вышло, – сказал он. – Кажется, уж как бы не заточить парнишку наглухо: убил и голову расшиб – все явно, а разобрали дело, вникли, обсудили, ан человек-то и оправился… Вот про то-то я и говорю: коль скоро ежели человек виновен, то ты его накажи; но ежели человек хотя бы и видимостью был злодей, то ты его оправь, а невиноватого наказывать – по-моему, не есть справедливость… Так я думаю…

– Н-да! – проговорил тот купец, с которым буфетчик главным образом вел беседу, вылил из бутылки в стакан остатки пива и прибавил: – Оно бы посправедливее-то лучше бы было… то есть… поступать. Дай-ка еще бутылочку!

Буфетчик откупорил бутылку, отвертел со штопора пробку, приткнул ее на старое место и, выйдя из буфета, принес и поставил ее перед своим собеседником. В это время с другого дивана поднялся и встал, расправляя ситцевую рубашку на огромном животе, другой из проезжавших купцов, человек добродушного вида и исполинского роста. Поднявшись, он взял буфетчика за руку, повыше локтя, и с тонкою улыбкой на лице проговорил:

– Ну, а мужик-то, почтеннейший господин, он-то как будет: виновен или не виновен?..

– Который?

– А вот который кончину-то принял, старичок-то… Куда мы его. с вами должны определить? Ведь как-никак, а уж положительно можно сказать – нету человека! Был, ходил, богу молился, все прочее, и, однакож, вот не оказывается… Ну, он-то как? На каком положении будет?

Буфетчик на мгновение как бы опешил от этого неожиданного вопроса, поставившего его в большое затруднение; но общий смех вывел его из этого положения. Вместе с прочими захохотал и он…

– Да, вот вы про что!.. Я думал, что про какого-такого мужика… Да, это дело такое, что можно сказать внезапное.

– Вот то-то и есть! – продолжал толстяк. – У нас всё так-то. Все невиновны, а глядишь – кто-нибудь и протянул ноги… между прочим.

– Действительно, бывает! – безропотно соглашается буфетчик, опять поместившись в своей конуре. – Точно, бывает и так.

– Быва-ет-с. То есть вот как бывает!.. Уж это нам известно… Старичонок этот по крайности тем оплошал, что под дровами шлялся… Все же хоть мало-мало касание было: не ходи под дровами… А то вот как бывает: сидит человек, ни в чем не замечен, бога чтит, начальникам повинуется, все честно исполняет, а между тем – ни оттуда, ни отсюда – хлоп его по шее, да по уху, да в спину, да об земь, да опять по шее, да опять в обе щеки, да по земи-то брюхом, да перевернут, да каблуком, да рылом-то потыкают в помойную яму… А потом вот по-вашему и выходит: «никто не виновен!» И кто рылом в помои тыкал – и тот чист, как голубь. И кто брюхом тебя по земле волок – и тот не виноват!.. Да, наконец, и тот, кого уродовали, – тоже оказался не виновен… «Ступайте, ребята, по домам!.. Все вы невиновны!» А между тем идет человек домой и хоша сосчитан за невиновного, а ведь морда-то у него изуродована как бы то ни было… Невиновен-то он невиновен, а у него все же трех зубов нету в скуле, да рука сломана, да сраму он принял с три короба. Это как надо понимать по вашему мнению?

– Н-нда! – произнес буфетчик, совершенно притихнув и не пытаясь разглагольствовать. – Это уж не благосклонно.

– Вот то-то и оно-то. А виноватых нет… Один говорит: «у меня бумага!» И другой тоже говорит: «у меня бумага!» И у третьего тоже бумага с собой… Да позвольте, господа, что же это такое?.. У вас у всех бумага, а ведь у меня собственная шкура! Бумаги-то ваши я за три копейки куплю сколько хошь, а рожу-то я, братцы вы мои, новую не куплю нигде… Ведь, кажется, есть разница?

Купец-великан, говоря это, заметно волновался; он делал руками жесты, краснел и наконец, запыхавшись, сел на средину своего дивана.

– Вот как бывает-то, господа!

– Бывает. Верно! – поддакнул один из живорезов. – Обмордуют, а виноватого нет.

– Ну вот! – сказал купец. – Уж, стало быть, было что-нибудь и с вами?

Но живорез только крякнул, припал губами к блюдечку и ничего не отвечал.

– А с вами, – спросил гиганта один из военных, – тоже было что-нибудь вроде этого?

– Не то что «вроде», а такое было, что, кажется, ежели бы я дозволил разыграться своему карахтеру, так бы и пропал без остатку…

– Да из-за чего же?

– А вот уж этого не могу точно сказать!.. Из-за чего вон старику парень башку-то проломил? Вот так и тут. Видите, какое дело…

Гигант немного поуспокоился и начал: – Главная причина… надобно в первых словах сказать про мою болезнь. Видите, какой у меня живот!

– Да что же, неужели живот может играть какую-нибудь роль в истории подобного рода? – прервал рассказчика один из военных.

– Играть?.. Да тут такую роль разыграли, что и татарину того не пожелаю!

– Из-за живота?

– Вот то-то и есть главная причина, что путем сказать-то ничего не могу на этот счет. Уж буду говорить, как было, по порядку.